Мархони бросает на Брогеланда взгляд, полный презрения. Брогеланд вздыхает.
— Что ты можешь сказать о своих отношениях с Хенриэтте Хагерюп?
Мархони приподнимает веки. Индрехауг наклоняется к нему поближе, шепчет что-то, чего ни Брогеланд, ни Сандланд не слышат, и снова выпрямляется.
— Она была моей девушкой, — отвечает Мархони на ломаном норвежском.
— Как долго вы были вместе?
— Год или около того.
— Как вы познакомились?
— На концерте.
— На каком концерте?
— Неужели это может иметь значение для вашего следствия, а?
Брогеланд смотрит на Индрехауга, негодующего от лица своего клиента.
— Мы пытаемся понять, какие отношения связывали вашего клиента с жертвой, — вмешивается Сандланд. На этот раз Брогеланду удается даже не взглянуть на нее. Он испепеляет взглядом Индрехауга, что не производит на последнего никакого впечатления.
— Так на каком концерте? — повторяет Брогеланд.
— «Нури».
— «Нури»?
— На фестивале «Мела».
— «Нури» — это довольно известная пакистанская рок-группа, — произносит Сандланд. Брогеланд смотрит на нее. Он пытается не показать, насколько он впечатлен ее познаниями, потому что раздражается, когда его перебивают.
— В ней два участника, братья из…
— Хорошо, я понял.
Впервые за время допроса во взгляде Мархони появляется что-то помимо ненависти и презрения. Он смотрит на Сандланд, и в его глазах светится признак интереса. Брогеланд отмечает этот факт. Сандланд двигается ближе к столу.
— Когда ты в последний раз общался с жертвой?
Мархони погружается в задумчивость.
— Вчера после обеда.
— А можно поточнее?
— Она была у меня до окончания сериала «Отель „Цезарь“».
— Вы смотрели «Отель „Цезарь“»?
— Честно говоря…
Щеки Индрехауга начинают гореть пламенем, свидетельствующим о пристрастии адвоката к красному вину. Сандланд поднимает руки вверх, извиняясь.
— О чем вы говорили?
— О разном.
— Например?
Индрехауг снова наклоняется к Мархони.
— А это не ваше дело.
Сандланд улыбается. Она наклоняется к Брогеланду и в точности повторяет сценку, разыгранную на другом конце стола, но Брогеланд не слышит ни одного слова. Во всяком случае, он не слышит: «Поедем ко мне домой после этого гребаного допроса», — предложения, которого он уже давно ждет из ее уст.
— Куда она собиралась после окончания «Отеля „Цезарь“»?
— Не знаю.
— Не знаешь? И не спрашивал?
— Нет.
— А разве она обычно не ночует у тебя?
— Ну да, время от времени.
— И тебе было совсем не любопытно, почему она вчера не осталась?
— Нет.
Сандланд вздыхает. Маска Мархони по-прежнему прочна.
— Тебе знаком район равнины Экебергшлетта?
— Нет.
— Значит, ты никогда там не бывал?
— Не помню такого.
— Даже когда там проводился детский Кубок Норвегии?
— Я не люблю футбол.
— Неужели ни твои братья, ни племянники не играют? Может, кто-то из них участвовал в соревнованиях и ты ходил, чтобы поддержать их?
Он отрицательно качает головой, а лицо его выражает чувство превосходства.
— И в крикет там никогда не играл?
Он собирается ответить на автопилоте, но размышляет на долю секунды дольше, чем надо, прежде чем сказать нет. Брогеланд делает пометку на листке: «Бывал на Экебергшлетте, но скрывает это». Сандланд видит запись и продолжает:
— У тебя есть электрошокер, Мархони?
Он смотрит на нее так, словно она задала наиглупейший из вопросов.
— А что это?
— Не надо. Ты прекрасно знаешь, что такое электрошокер. Ты что, фильмов не смотришь? Или полицейских сериалов?
Он опять отрицательно качает головой, на этот раз глупо улыбаясь.
— Я не люблю полицию.
— Господа полицейские, а к чему все эти вопросы?
— Узнаете, Индрехауг, — отвечает Брогеланд, с трудом сохраняя спокойствие.
Сандланд ведет наступление. Она достает лист бумаги.
— На шее жертвы были обнаружены следы, аналогичные тем, которые остаются после применения электрошокера. Или электрошокового пистолета, если тебе так понятнее.
Она переворачивает лист бумаги и передает его сидящим на другом конце стола. Это две фотографии шеи жертвы. На них ясно видны две коричнево-красные отметины. Индрехауг берет листок и внимательно рассматривает.
— Это не обязательно следы пистолета. Они бывают разных видов, но электрошокер «СтанГан» — чудесное норвежское слово — используется для того, чтобы обездвижить жертву, не нанося ей вреда. Сделать ее послушной. Например, положить жертву в яму и завалить землей.
Сандланд смотрит на Мархони, ожидая ответа, но его до сих пор не вывел из себя ни один вопрос.
— Для человека, любимая которого недавно была жестоко убита, ты не особо взволнован или расстроен, — продолжает она. Это прозвучало как вопрос. Он вновь пожимает плечами.
— Ты что, не любил ее?
Он немного хмурится.
— Ты не любил ее?
Щеки слегка покраснели.
— Она что, приходила вчера вечером, чтобы расстаться с тобой? Ты поэтому ее убил?
Мархони злится.
— Она нашла себе другого? Ты ей надоел?
Он хочет встать. Индрехауг кладет руку ему на плечо.
— Господа полицейские…
— Так ты поэтому ее убил?
Мархони сверлит взглядом Сандланд, будто собирается наброситься на нее.
— Так ты на нее смотрел, когда раскроил ей череп камнем?
— Господа, достаточно!
— Не могли бы вы попросить вашего клиента ответить?
Брогеланд покашливает и делает знак рукой, чтобы она успокоилась. В комнате становится тихо. Брогеланд видит, как на шее Мархони пульсирует вена. Он решает, что надо ковать железо, пока горячо.