Мнимая смерть - Страница 91

— Фонтесбургер с беконом. И офигительно большое пиво, — произносит Анетте улыбаясь.

— И мне одно, — говорит он. — То есть и то и другое.

Официант кивает и удаляется. Надо же, думает Хеннинг, как неуклюже я сформулировал свою мысль. Странно, потому что несмотря на то, что намерения его чисты и невинны, можно подумать, что они на свидании. И это довольно необычное ощущение.

— Итак, — произносит она, глядя на него. — Хорошая получилась статья?

— Нормальная, — отвечает он. — По крайней мере мне так кажется. Не я писал. Я не мог.

— И попросили редакционного раба сделать за вас работу?

— Вроде того.

— Самому писать интереснее.

— А мне казалось, ты собираешься стать режиссером?

— Да, но лучшие режиссеры всегда были хорошими писателями. Квентин Тарантино, к примеру. Оливер Стоун. Хотела сказать — Клинт Иствуд, но он, если подумать, написал не так уж и много. А вы знали, что Клинт Иствуд пишет почти всю музыку к своим фильмам?

— Нет.

— Теперь знаете. У него получаются хорошие треки. Много джаза. Много фортепиано.

Хеннингу нравится много джаза. Много фортепиано тоже. Они сидят и молча смотрят друг на друга.

— А что теперь будет с твоим фильмом? — спрашивает он спустя некоторое время и тут же ругает себя за то, что так рано поднял эту тему.

— С которым?

— С обоими.

— Ну как сказать. Я сейчас не могу об этом думать. Моя лучшая подруга умерла, ее убил псих, которого я хотела бы не знать, и последнее, о чем мне сейчас хочется думать, — это судьба фильма. Или фильмов. Прямо сейчас я хочу просто съесть свой гамбургер и ни о чем больше не думать.

Хеннинг кивает. Анетте поворачивается в поисках официанта. Вот он. Она ловит его взгляд. Официант кивает и приносит свои извинения кокетливым поворотом головы.

— Бьярне тебя уже поджаривал? — спрашивает Хеннинг.

— Да, меня хорошо поджарили. С обеих сторон.

— Как все прошло? Он тебя не обижал?

— Нет, все прошло легко и спокойно. Придется еще пару раз встречаться с полицией, но теперь не страшно. Я все понимаю.

Им на выручку приходит официант. Анетте благодарит его, делает большой глоток пива и слизывает оставшуюся на верхней губе пену.

— Ох, скорая помощь прибыла.

Хеннинг подвигает к себе бокал и начинает вертеть его в руках. Этим он занимается в течение нескольких минут.

— Это я его нашел, — внезапно выпаливает он. Он и сам не знает, откуда появилась эта фраза. Просто вылетела.

— Стефана?

— М-м-м. Мне не следовало входить, но я хотел задать Ингве несколько вопросов. Их не было дома, но дверь оказалось открытой, и я…

Он склоняет голову.

— Вы вошли?

Хеннинг поднимает глаза и кивает.

— А ты когда-нибудь бывала дома у Фолдвиков?

Анетте делает еще глоток.

— Я однажды встречалась там со Стефаном, дело было… когда же это было… наверное, месяцев шесть назад. Мы обсуждали его сценарий.

— По которому ты хотела снять фильм?

— Точно.

— Ты была там только один раз?

Она делает глоток и кивает.

— После этого мы переписывались по электронке и общались в чатах, болтали время от времени о фильме. Снимать мы должны были позже. Кинопроизводство — дело небыстрое. Сперва люди встречаются, чтобы договориться о встрече, а когда наступает время этой встречи, она договариваются встретиться еще раз, чтобы договориться о новой встрече.

Анетте закатывает глаза. Хеннинг улыбается.

— А почему вы об этом спрашиваете?

— Просто интересно.

— А можно тогда я задам вам вопрос?

— Давай.

— Что с вами случилось?

Ее интересует его лицо и шрамы.

— Ах, это.

Он снова устремляет взгляд на стол перед собой.

— Не отвечайте, если не хотите, — мягко произносит Анетте.

Он снова крутит бокал в руках.

— Ты не первая, кто спрашивает меня об этом в последние дни. И, если честно, я не знаю, как ответить на этот вопрос, чтобы не…

Он замолкает, снова увидев перед собой балкон, глаза Юнаса, почувствовав, как руки сына ускользают из его собственных. Кажется, что Хеннинг попал в звуконепроницаемую комнату, где нет выключателя. Он смотрит на Анетте.

— Может быть, в другой раз.

Она поднимает руки вверх.

— Простите, я не хотела…

— Нет-нет. Все в порядке.

Анетте долго не отводит от него взгляда, а потом делает еще один глоток. Некоторое время они молча потягивают пиво, рассматривают жующих гостей, поворачиваются на звук открывающейся двери, глядят на языки пламени в камине.

Вопрос, который мучил Хеннинга некоторое время, снова всплывает в памяти.

— А почему ты вернулась? — спрашивает он. — Зачем ты пришла в палатку?

Анетте делает глоток и подавляет отрыжку.

— Как я и говорила, я любопытная. Нетрудно было догадаться, что вы заняты большим делом. У вас было совершенно сумасшедшее выражение лица. Видели бы вы себя. Я привыкла придумывать истории и поняла, что передо мной разворачивается очень неплохое действо. Искушение было слишком велико.

Он молча кивает.

— Простите, черт, я не собиралась ничего вынюхивать.

— Сколько времени ты стояла снаружи, перед тем как зашла в палатку?

— Совсем недолго. Послушайте, я уже рассказала все тому полицейскому, Брюнланесу, или как там его зовут.

— Брогеланд, — поправляет ее Хеннинг. — Прости, просто я немного…

Он поднимает руки.

— После таких переделок голова кипит.

Хеннинг крутит пальцем у виска.

— No worries, — произносит она типично австралийское выражение. — Выпьем!