Хеннинг оставляет факт узнавания в стороне, думая о том, как же хорошо связать наконец имя и знакомое лицо.
— А что писала Хенриэтте?
— В основном сценарии короткометражек.
— А о чем они были? Вы говорили, ей нравилось провоцировать?
— Хенриэтте успела снять два фильма, пока она… пока она была здесь. Один назывался «Дьявол стучит в твою дверь», короткометражка об инцесте, а другой — «Белоснежка». О девушке, подсевшей на кокаин. Довольно замысловатые фильмы. Она собиралась снять еще один, но так и не успела начать.
— Речь идет о фильме, который они собирались снимать на Экебергшлетте?
— Да.
— Но почему они собирались снимать в это время? Непосредственно перед каникулами?
— Потому что действие разворачивается поздней весной. Чтобы фильм получился правдивым, важно достичь точности в деталях.
— А о чем он был?
— Тот фильм, который она собиралась снимать?
— Да.
— Точно не знаю, мы только успели обсудить его устно.
— Ну приблизительно? Исходя из того что вы помните?
Фолдвик тяжело вздыхает.
— Я думаю, она хотела сделать что-то о шариате.
Хеннинг замирает.
— О шариате?
— Да.
Он покашливает и пытается рассортировать налетевшие на него мысли. Первое, что он вспоминает, — это письмо, которое Анетте написала Хенриэтте.
— А Анетте Скоппюм работала вместе с Хенриэтте Хагерюп над этим фильмом?
Фолдвик кивает.
— Хенриэтте написала сценарий, а Анетте должна была выступить режиссером. Но если я не ошибаюсь в отношении Анетте, то она и в сценарий должна была вмешаться.
Анетте, думает Хеннинг. Я должен тебя разыскать. И только одно я могу утверждать со стопроцентной уверенностью: фильм, который вы собирались снять, имеет отношение к убийству.
— А вы не знаете, она в городе или уехала домой на каникулы?
— Думаю, она еще здесь. Я видел ее вчера. И у нас с ней запланирована встреча через пару дней, насколько я помню, так что вряд ли она куда-нибудь уехала.
— А у вас случайно нет ее номера телефона?
— Есть, но я не вправе давать его вам. И я не уверен, нравится ли мне, что вы до сих пор мучаете моих студентов расспросами. Мы все очень тяжело переживаем смерть Хенриэтте.
Да, я помню, думает Хеннинг. И пропускает слова Фолдвика мимо ушей.
— У вас есть копия сценария той короткометражки?
Фолдвик вздыхает.
— Я уже говорил, что только устно обсудил его с Хенриэтте. Она обещала прислать мне его по электронной почте, как только он будет готов, но я так ничего и не получил.
— Что теперь будет с этим фильмом?
— Мы еще не решили. Что-нибудь еще? Мне надо на следующую встречу.
Фолдвик встает.
— Нет, больше ничего, — отвечает Хеннинг.
Спустившись со второго этажа, Хеннинг замечает, что Дреды снова занят делом. Господи Всевышний, думает он, парень что, делает ей искусственное дыхание? Хеннинг покашливает. Дреды поднимает на него глаза. Первое смущение, о котором так тепло рассуждал Ингве Фолдвик, здесь точно отсутствует.
— Большое спасибо за помощь, — начинает Хеннинг. — Я без труда нашел кабинет Фолдвика.
— Да не за что.
Дреды облизывается.
— Простите, а не могли бы вы оказать мне еще одну услугу? Понимаете, я журналист и занимаюсь делом Хенриэтте Хагерюп и ее однокурсников, хочу выяснить, как они живут после того ужасного события. Я не собираюсь писать ничего агрессивного, наоборот, думаю о большой статье, где будет говориться о внезапно наступившей тишине, о том, какой отпечаток подобное происшествие может наложить на студенческую группу.
Если существует журналистская премия в номинации «подлизывание», в следующей раз Хеннинг непременно станет победителем. Дреды заинтересованно кивает.
— И как я могу вам помочь?
— Мне бы очень хотелось получить список студентов ее группы. У вас в компьютере его случайно нет?
— Да, думаю, есть. Погодите, — говорит он, начиная двигать мышкой. Он стучит по клавишам. Свет, льющийся из монитора, отражается в его глазах.
— Распечатать вам? — спрашивает Дреды.
Хеннинг улыбается.
— Спасибо большое, конечно.
Мышка и клавиатура снова в деле. Рядом урчит, разогреваясь, принтер. Из него выползает листок. Дреды достает его и передает Хеннинга с услужливой улыбкой.
— Отлично, спасибо огромное, — говорит Хеннинг, принимая из его рук листок. Он быстро пробегает глазами весь список, все двадцать два имени. В его памяти всплывает одно из соболезнований, которое он прочитал у школы в первый день после смерти Хенриэтте. Скучаю по тебе, Хенри. Очень скучаю по тебе. Туре.
Туре Беньяминсен.
— Простите, — говорит он своему милосердному помощнику, сидящему по другую сторону стойки. Дреды уже двигается обратно к своей недоеденной подружке, но оборачивается, услышав голос Хеннинга.
— Да?
— Вы знаете Туре Беньяминсена?
— Туре. Да, да. Его я знаю. Все знают Туре, хе-хе.
— А он сегодня здесь? Вы его видели?
— Да, видел его где-то здесь на улице.
Хеннинг поворачивается к входной двери.
— А как он выглядит?
— Короткие волосы, маленький, худенький. Кажется, он одет в темно-синюю куртку. Часто ее носит.
— Огромное спасибо за помощь! — произносит Хеннинг и улыбается. Дреды салютует ему рукой и кивает. Хеннинг выходит на улицу и оглядывается по сторонам. Через секунду он видит Туре Беньяминсена. Тот стоит и курит. Он стоял и курил на том же самом месте, когда Хеннинг пришел в колледж, почти час назад.
Туре и девушка, с которой он курит, замечают его до того, как он успевает подойти к ним. Они понимают, что ему что-то от них надо, и поэтому замолкают и смотрят на него.