— Например, нарушение супружеской верности. За это можно получить сто ударов кнутом. Если тебя поймали на воровстве, то могут отрубить руку. Но практика применения наказаний худуда варьируется от страны к стране, а в некоторых случаях люди берут правосудие в свои руки и оправдывают свои безумные поступки, ссылаясь на Закон Божий. Самое важное в подобных наказаниях — это, конечно, их символическое значение, потому что их применение демонстрирует уважение к положениям Корана и законам ислама.
— Даже если это происходит только на бумаге? — продолжает Неклебю.
— Даже если это происходит только на бумаге, — отвечает Сандланд, кивая. — Но существует ряд государств, в которых положения закона применяются на практике. В ноябре 2008 года в Сомали 13-летняя девочка была забита камнями, после того как пыталась подать заявление об изнасиловании. Ее привели на футбольный стадион, поставили в яму и засыпали землей так, что на поверхности осталась только голова. После этого 50 человек стали швырять в нее камни. И за всем этим наблюдали тысяча человек.
— Вот черт, — говорит Хаген. Брогеланд мечтательно смотрит на Сандланд. Можешь читать мне лекции когда угодно, думает он. И потом применить кнут и наручники, если я неправильно отвечу на вопросы по пройденному.
Станг качает головой.
— А откуда ты так много обо всем этом знаешь?
— У меня был предмет «история религии».
— Все это прекрасно и замечательно, — вклинивается Йерстад, — но мы так и не приблизились к ответу на вопрос, почему это произошло.
— Да. И не знаем, кто ее убил.
— Ты думаешь, это не Мархони? — спрашивает Неклебю.
— Я не знаю, что думать. Но Мархони не произвел на меня впечатления твердолобого мусульманина, если говорить несерьезно, и он не кажется человеком, прекрасно разбирающимся в худуде и наказаниях. И, мне думается, мы должны отдавать себе отчет в том, что такое поведение необычно для мусульман. Например, в Коране нет ни слова о побивании камнями. Люди с экстремистскими взглядами, и я говорю о по-настоящему экстремистских взглядах, и извращенной душой, конечно, совершали подобное. Но я совершенно не уверена, что Махмуд Мархони из таких людей.
— Но разве для того, чтобы подвергнуться такому наказанию, ты сам не должен быть мусульманином? — спрашивает Брогеланд.
— Да, совершенно верно.
— Но Хагерюп была белой, как и мы?
— Вот именно! Так что в этом деле много нестыковок.
— Ну, она могла принять ислам, — делится предположениями Хаген. Сандланд морщится.
— Но поскольку она была белой норвежкой, то все произошедшее совершенно не обязательно как-то связано с шариатом или худудом, — возражает Йерстад.
— Нет, но…
— Может быть, кому-нибудь просто пришло в голову забить ее камнями до смерти. Чудовищный способ убийства. Все это может длиться вечно, особенно если бросать мелкие камни.
— Да, но нам во всяком случае следовало бы поискать специалиста по худуду.
— Ну, им может быть кто угодно?
— Кто угодно может прочитать об этом, да, как мусульманин, так и норвежец. Но многое в этом убийстве имеет ритуальный характер. То, что ее избили кнутом, забросали камнями и отрубили руку, должно что-то означать.
— Точно, — соглашается Неклебю.
— Итак, Хагерюп была изменщицей? — говорит Хаген. — Или что-то украла?
Сандланд пожимает плечами.
— Понятия не имею! Может, и то и другое. А возможно, она не сделала ничего плохого. Мы пока не знаем.
— Хорошо, — говорит Йерстад голосом, свидетельствующим о готовности перейти к подведению итогов. Он поднимается. — Мы должны тщательно изучить прошлое Мархони и Хагерюп, выяснить, кем они были и кем являются, что Хагерюп совершила и чего не совершала, что она знала, что изучала ранее, с кем встречалась, с кем дружила, какие отношения были в ее семье, и так далее, и так далее. Кроме того, нам надо проверить мусульманские общины и выяснить, считают ли в какой-либо из них, что избиение кнутом и тому подобные наказания являются нормой, и установить, имелись ли у них связи с Мархони или Хагерюп. Эмиль, ты эксперт по интернету. Проверь форумы, домашние страницы, блоги и что там еще есть, найди все, что сможешь, о шариате и худуде, и проверь, не всплывут ли какие-нибудь имена, достойные нашего внимания.
Эмиль кивает.
— И еще одно, — произносит Йерстад и, взглянув на Неклебю, продолжает: — это не обязательно говорить, но очевидно, что, как выяснилось на пресс-конференции, в НРК очень хорошо осведомлены о случившемся. В этом расследовании так много составляющих, что, если пресса пронюхает, чем мы занимаемся, мы просто значительно усложним себе жизнь. Так что ничего из сказанного в этой комнате не покинет ее пределов. Это ясно?
Никто не отвечает. Но все кивают.
Для того чтобы закончить все дела в колледже Вестердал, не нужно много времени. Хеннинг берет несколько интервью, добывая информацию, которую, он знает, хочет получить газета, делает еще несколько снимков и уходит домой. Он идет мимо «Суши-бара Джимми» на улице Фреденсборгвейен, когда раздается телефонный звонок.
— Хеннинг, — отвечает он.
— Привет, это Хейди.
Он, поморщившись, приветствует ее безо всякого энтузиазма.
— Ты где?
— Иду домой писать статью. Пришлю вечером.
— «Дагбладет» уже дала материал о друзьях и скорбящем колледже. А мы почему нет? Почему ты провозился так долго?
— Долго?
— Почему ты не звонил и не сообщал новую информацию?
— Ну, наверное, для начала надо найти новую информацию, а уж потом звонить и сообщать о ней.